Михаил КЛИКИН

      Любая экзотика рано или поздно приедается. Особенно такая однообразная: меланхоличные верблюды, одинаковолицые арабы, желтый песок, редкие пальмы, раскаленное добела солнце, выгоревшее, линялое небо без единого облачка...
      Что нового можно найти в пустыне?
      
      
      - Что нового можно здесь найти? - устало пробормотал европеец и его тут же услышали, схватили за руку, настойчиво потянули за собой, выволакивая из толчеи восточного базара.
      Они встали в стороне, возле полуразваленного дувала.
      - Ты слышал песню Сфинкса? - шепотом спросил старый араб, отвернувшись куда-то в сторону, словно бы пряча лицо.
      - Нет, - европеец высвободил бледную руку из цепких пальцев, неприятно сухих и колючих. Бессознательно коснулся ладонью нагрудного кармана, проверяя на месте ли кошелек.
      - Десять долларов.
      - За что?
      - Я покажу тебе место, где его можно слышать.
      Европеец уже хотел уйти, но в голосе араба было что-то такое... И он остался. Пока лишь для того, чтобы уточнить:
      - Сфинкса?
      - Да.
      - Это стоит десяти долларов?
      - Это стоит много больше. - Араб, закатив глаза, обратил лицо к небу и воздел руки. Должно быть так он показывал свое восхищение. - Сегодня единственная ночь, когда можно будет услышать песню. Раз в т ри года он пробуждается под толщей песка и поет...
      Европеец скептически хмыкнул. Что-то подобное он же слышал или читал где-то: поющие пески, шепчущие камни...
      - Что это такое, твой Сфинкс? Какая-нибудь скала в пустыне, в расщелинах которой завывает ветер?
      - Нет, нет, - араб замотал головой. - Это настоящий Сфинкс.
      - Настоящий? Существо с телом льва, человеческим лицом и орлиными крыльями? Как возле пирамид?
      Араб улыбнулся:
      - Возле пирамид не настоящий Сфинкс.
      - Да ну?
      - Настоящий - в пустыне, под песком. Только я знаю это место. Десять долларов, и я покажу тебе. Ты услышишь песню Сфинкса.
      - Ну, допустим, я что-то услышу... А где гарантия, что это именно то, о чем ты говоришь?
      - Ты сам все поймешь.
      - И многих ты туда проводил?
      - Только раз в три года поет Сфинкс, - сказал араб.
      - Значит мне повезло, - ухмыльнулся европеец. - Десять долларов?
      - Да.
      - Всего лишь? За песню настоящего Сфинкса?
      Старый араб кивнул.
      Европеец рассмеялся.
      - В чем здесь фокус, скажи? Ты хочешь меня надуть?
      - Я покажу место, где поет Сфинкс.
      - Это я уже слышал... Это какая-то загадка? Я должен ее разгадать?
      Араб промолчал, только быстро глянул европейцу в глаза и вновь отвернулся.
      Мимо шли люди. Тысячей голосов гудел многоликий базар. Ревели вечно всем недовольные верблюды. Выкрикивали что-то привычно улыбчивые зазывалы. Продавцы неистово торговались с покупателями, бешено размахивали руками, словно взбивая густой горячий воздух, ругались, спорили...
      - Что же ты от меня хочешь? - задумчиво спросил европеец и расстегнул пиджак так, что стала видна рукоять пистолета, высунувшаяся из кобуры.
      - Десять долларов, - негромко сказал старый араб.
      - А если это обман?
      - Тогда я не возьму ничего. Но я говорю правду.
      Европеец задумался. Вспомнил о том, какая скука ждет его в гостинице...
      - Хорошо, - согласился он. - Показывай.
      
      
      Они взяли напрокат автомобиль, старый, разбитый, ежеминутно стреляющий сизым выхлопом.
      - Куда? - спросил европеец, сев за руль.
      - Прямо! - вытянул руку араб.
      Они выехали за город, свернули с дороги и покатили по плотному песку, подминая колесами жесткие сухие колючки. Автомобиль прыгал по барханам, гремел побитой жестью, скрипел старыми рессорами.
      В салоне не было ни кондиционера, ни радио. В открытые окна врывался ветер, но он не освежал, напротив, обжигал кожу, сушил губы и горло.
      - Далеко еще? - спросил европеец, надеясь завязать разговор.
      - Нет, - коротко ответил старый араб и замолчал...
      Садилось солнце. Опускалось в струящееся марево, плавилось, плющилось, текло. Странные картины возникали возле горизонта, парили в воздухе, таяли, менялись...
      Миражи...
      Они гнали и гнали. Европеец до упора вдавливал педаль газа, араб, сложив руки на животе, таращился вперед.
      - Стой! - вдруг сказал он, и европеец, полностью поглощенный своими мыслями, вздрогнул, сбросил газ, ударил по тормозам. По-поросячьи взвизгнув, машина остановилась.
      - Там! - араб протянул руку, уперся пальцем в грязное лобовое стекло. - Черная скала, видишь?
      - Нет.
      - Двигайся прямо, и увидишь ее. - Старик открыл дверь, вылез из автомобиля. Скрестив ноги, сел на песок возле колеса.
      - Эй! - европеец пододвинулся к окну. - Ты чего уселся? Где сфинкс?
      - Там. Впереди. Черный камень. Езжай. Через две минуты ты увидишь его.
      - А ты?
      - Я буду ждать здесь. Мне нельзя туда.
      - Нельзя? Почему?
      - Святое место. Мне нельзя.
      Европеец хмыкнул скептически. Пожевал губу. Спросил подозрительно:
      - Что ты задумал?
      Араб пожал плечами.
      - Сфинкс там. Я останусь здесь ждать деньги. Я никуда не уйду, до города далеко, без машины, без воды не вернуться. Когда будешь около черного камня, выйди из машины и подожди, пока сядет солнце. Ночью сфинкс будет петь.
      - Ладно, - согласился европеец. - Но учти, если это какое-то надувательство, я тебя разыщу, где бы ты не спрятался.
      - Я не обманываю, - араб был невозмутим. - Зачем мне обманывать? Мне нужны деньги.
      - Хорошо, - европеец повернул ключ зажигания, взялся за руль. Прокричал:
      - Жди! - и плавно выжал сцепление.
      
      
      Он увидел черный камень почти сразу - темная точка замаячила впереди, как только автомобиль, натужно ревя перегревшимся двигателем, вскарабкался на очередное песчаное возвышение.
      - Гляди-ка, не соврал, - пробормотал европеец. - Посмотрим, что будет дальше.
      
      
      Обломок скалы формой походил на клык. Черный острый клык высотой в два человеческих роста. Он торчал из песка, чуть наклонясь к юго-западу, в сторону садящегося солнца, и длинная тень тянулась к вершине соседнего бархана, словно указывая на что-то.
      Европеец вылез из автомобиля, хлопнул дверцей. Посмотрел в сторону садящегося солнца, туда, где шевелился воздух горячим дыханием пустыни, где рождались и таяли призрачные миры. Было тихо.
      - Приветствую тебя, Сфинкс, - европеец хмыкнул. - Спой мне свою песню.
      Он помолчал немного, криво усмехаясь, потом повторил те же слова на родном языке, по-английски. Конечно же, он не ждал ответа.
      Оглянувшись на следы шин, скользнув взглядом по пропаханной колее, европеец попытался высмотреть фигурку проводника-араба. Ничего не углядел - далеко, да и песчаные холмы закрывают обзор...
      На пустыню стремительно опускалась ночь. Солнце провалилось за горизонт, выпустив на прощание алое щупальце. Растаяли последние миражи. Гасло, чернело небо. На востоке и прямо над головой проступали, просачивались сквозь плотную тьму необычайно яркие капли звезд.
      Европеец чувствовал себя обманутым. Шепча ругательства, он забрался в автомобиль. Для очистки совести посидел еще с полчаса, прикрыв глаза, дожидаясь окончательного наступления ночи. Включил фары - конусы света, пронзив ночь, уткнулись в черный монолит скалы. Он подождал еще чуть-чуть, бездумно разглядывая торчащий из песка клык, выхваченный светом фар. Зевнул, зажмурившись. Потянулся к ключу зажигания, повернул - стартер взвизгнул, заскрежетал. В такт ему моргнули фары. Двигатель чихнул, натужно закашлялся, потом фыркнул и умер.
      - Черт! - европеец раздраженно ударил ладонями по рулю. Еще несколько раз крутанул ключ. Автомобиль никак не реагировал.
      Свет в салоне померк. Погасли фары. Ночь просочилась и в автомобиль.
      Европеец оставил тщетные попытки оживить машину. Он тяжело вздохнул, похлопал по карманам, ища зажигалку, и, распахнув гнилую дверцу, выбрался наружу...
      Когда он открыл капот и потянулся к клеммам аккумулятора, он вдруг услышал то, о чем говорил араб.
      Тихая песня зазвучала в голове.
      Она была внутри, не вовне. Ее слышали не уши. Мозг.
      Незнакомые звуки складывались в мелодию.
      Песня Сфинкса...
      Европеец замер в неудобной позе, затаив дыхание, боясь переступить с ноги на ногу, и напряжено вслушиваясь в негромкую, странную, ни на что не похожую, притягивающую музыку.
      Постепенно пришло понимание.
      Сфинкс своей песней спрашивал о чем-то. И спрашивал именно его...
      
      
      Таймер сработал, включив управляющий комплекс корабля.
      Мириады крохотных элементов напитались электричеством и светом.
      Мозг ожил.
      Изношенная энергетическая установка давала лишь один процент номинальной мощности. Навигационные системы не работали, двигатели отказали несколько тысячелетий тому назад, системы жизнеобеспечения отключились давным-давно - они были не нужны, весь экипаж мгновенно погиб при столкновении с планетой.
      Мозг и оружие - единственное, что оставалось у плененного боевого корабля...
      Мозг подключился к внешним сенсорам - немногим, что еще работали. И сразу же почувствовал чужое присутствие. Анализ полученной информации показал, что неподалеку находится существо с интеллектом, достаточным для того, чтобы представлять опасность. Корабль не смог определить, враг или союзник находится рядом. И мозг послал первый запрос.
      В ответ пришло удивление и недоумение. Существо явно не понимало, что от него требуют...
      Уже много раз корабль сталкивался с подобной формой жизни. Он не видел этих разумных созданий, но чувствовал их энергии и этого было достаточно, чтобы со временем научится воспринимать их эмоции и тени мыслей...
      Корабль повторил свой запрос, требуя ответа по стандартной процедуре опознания.
      Друг или враг?
      Свой или чужой?
      Жизнь или смерть?
      Он усилил модуляцию. И, ожидая ответа, направил поток энергии в оружейные аккумуляторы.
      
      
      В песне что-то изменилось. Теперь она звучала резче, отрывистей, громче. В ней явственно слышалась угроза. И звучал в голове все тот же вопрос...
      Сфинкс - полуженщина, полульвица - задавала загадку, - вспомнил европеец, - а тех, кто не ответил, убивала и пожирала.
      Убивала!
      Смерть - вот что слышалось в песне сфинкса!
      - Стой! - крикнул европеец. - Это же сказки! Это миф, я знаю! Греческий миф!
      Он лихорадочно пытался вспомнить ту загадку, о которой где-то читал.
      "Кто утром ходит на четырех ногах, в полдень на двух, вечером на трех?"
      Человек!
      - Человек! - крикнул он в полный голос, но уже не слыша себя - песнь Сфинкса бурлила в замкнутом пространстве черепной коробки. Пульсирующая голова готова была расколоться, взорваться, разлететься кровавым месивом.
      Он, словно обезумев, выхватил пистолет. Восемь коротких вспышек ожгли ночную тьму. Сухое тявканье выстрелов увязло в песках.
      - Человек! Человек! Я знаю! Ответ - человек!
      И вдруг песнь оборвалась.
      Европеец осел на песок, не веря своему спасению. Опустил трясущиеся руки, обжегся о ствол пистолета, зашипел, выругался.
      И в тоже мгновение песок под ним вскипел, взвился смерчом, дыхнул в лицо, словно горячий самум.
      Ослепительный разряд вырвался из-под земли, ударил в человеческую фигуру, швырнул ее на капот автомобиля. И тотчас рассеялся, осыпался синими искрами по ближайшим барханам.
      Отшатнувшаяся на мгновение ночь вновь сомкнула свой непроницаемый полог.
      "Человек" - это был неправильный ответ.
      
      
      Старый Аббас пришел поздним утром, когда Сфинкс вновь уснул.
      Аббас не спешил.
      Он поднялся на вершину бархана, сел, скрестив ноги, на горячий песок и долго смотрел вниз, на каменный клык, на старый автомобиль, на мертвое тело неверного. Пекло солнце, но Аббас словно бы и не замечал жара - он привык жить в пустыне...
      
      A тe, кoтopыe нeвepны, дpyзья иx - идoлы; oни вывoдят иx oт cвeтa к мpaкy. Этo - oбитaтeли oгня, oни в нeм вeчнo пpeбывaют!
      
      Сфинкс молчал...
      Аббас, убедившись, что все спокойно, медленно встал, отряхнулся и неспешно спустился к машине. Он обшарил карманы неверного, достал бумажник, вытащил толстую пачку купюр. Попытался сосчитать их, но не сумел, сбился - денег было слишком много. Достаточно много, чтобы жить на них еще три года. До той самой ночи, когда Великий Сфинкс вновь проснется и начнет свою песню...
      Аббас склонил голову и мысленно поблагодарил Всемогущего и Всевидящего.
      
      Гocпoди нaш! He yклoняй нaши cepдцa пocлe тoгo, кaк Tы вывeл нac нa пpямoй пyть, и дaй нaм oт Teбя милocть: вeдь Tы, пoиcтинe, - пoдaтeль!
      
      Могучий Сфинкс равнодушно молчал, погребенный под толщей песка.