|
26
Израненный человек вышел из дождя.
Левая рука его была по локоть отрублена. В бедре торчало обломанное древко стрелы. Вспоротой плотью чернела прореха на кольчуге.
Человек остановился посреди дороги, подняв голову и глядя на закрытые ворота, потом покачнулся, потерял равновесие, упал лицом в лужу и больше не шевелился.
Гиз хотел было соскочить с телеги, чтобы помочь бойцу, но Огерт схватил охотника за руку, сказал спокойно, равнодушно:
– Он мертв…
Они стояли в двадцати шагах от ворот, на краю широкой дороги, вымощенной булыжником. Поодаль темным массивом чернели скучившиеся повозки обоза, сквозь морось дождя мутно просвечивало пятно костра, там шевелились тени, двигались размытые силуэты, оттуда ветер порой доносил обрывки громких разговоров, отголоски смеха.
Ни о чем не подозревающие, занятые своими делами люди не слышали, как раз за разом все ближе и ближе трубит рог, возвещая бесславное возвращение разбитой армии.
– Сейчас они откроют ворота, – сказал Огерт.
Взмыленная лошадь без седока вымахнула из сырой мглы, перепрыгнула через смирно стоящего ишака и растворилась в дожде.
– Ты с самого начала знал, что они вернутся, – медленно, словно через силу, проговорил Гиз. – Ты знал, что они проиграют. Но с чего ты это взял?
Огерт приподнялся, вытер рукавом заледеневшее лицо. Помолчав, признался:
– Я не помню.
– Я боюсь верить тебе, брат. Я не понимаю, что с тобой происходит.
– Я сам не вполне понимаю, брат.
– Я не хочу говорить тебе то, что у меня сейчас в мыслях, но молчать я тоже не могу.
– Я слушаю тебя.
– И я скажу… – Гиз кашлянул. – Ты некромант, брат.
– И ты давно это знаешь.
– Ты сам боишься своего дара. Боишься, что рано или поздно он изменит тебя, подчинит себе, переменит твою душу. А что если это уже случилось? Как я узнаю об этом? Вряд ли ты признаешься…
– Ты больше не веришь мне, брат?
– Я хочу тебе верить. Но я не понимаю, как ты предугадал поражение королевского войска. Вдруг это ты предупредил некромантов о готовящемся нападении? А тогда на заставе, может, неспроста ты заменил жидкость артефакта на простую воду? Ты же еще не знал о предстоящем нам испытании. Возможно, ты хотел спасти некромантов, что прятались где-то поблизости. Они могли стоять рядом с нами, рядом с тобой, но Зарт не нашел их. Может они и сейчас среди королевских солдат? Может, этого ты и добивался?.. Вот что я думаю, брат… А еще я слышу, как меняется твой голос, когда твой дар использует тебя, вижу, какими страшными становятся твои глаза. И эта усмешка… Я заметил, что тебя забавляют вещи, которые простого человека пугают. И это твое бормотание… А потом ты говоришь, что не помнишь, что делал. Может, действительно не помнишь. А может только говоришь. Ты некромант, брат. Так могу ли я быть уверен в тебе? Могу ли я полагаться на тебя сейчас, когда армия таких как ты, хочет вторгнутся на Кладбище? Имею ли я право верить тебе сейчас, когда мы должны войти в крепость? Не приведу ли я врага? Предателя…
Огерт выслушал тяжелые слова товарища. Пробормотал, покачивая головой:
– И ты… Ты думаешь, как все они…
– Пойми меня… – начал было Гиз, но некромант прервал его:
– Я понимаю тебя. Понимаю твою тревогу и твои сомнения, но я не могу принять твоих слов. Ты называешь меня предателем, но разве ты сам сейчас не предаешь меня?..
– Постой, брат! – вскинулся Гиз, но Огерт лишь возвысил голос:
– Я проклят. И я скрываю свое проклятье от людей. Но я борюсь с ним. До настоящего момента я знал, что могу положиться на тебя, как на самого себя, но теперь… Я не предатель. Я не предал никого из вас. И не собираюсь этого делать. А ты, Гиз? Можешь ли ты сказать то же самое о себе? Твои сомнения разрушают наш союз. Ты предаешь нашу дружбу.
– Я лишь хочу разобраться…
– Это всё дар, брат. Мой черный дар, с которым я живу уже много лет. Он здорово мне мешает, но иногда я не могу без него обойтись. Порой я чувствую связь с другими некромантами, я знаю, что они думают, что планируют. Это как твои озарения. А еще я могу переносить часть своего сознания в тела мертвецов. Так я следил за нашими общими врагами. Так я узнал, что эта битва будет проиграна…
Огерт говорил искренне.
Он умел убеждать людей.
– Извини меня, брат, – потупился Гиз. – Прости мои сомнения. Я просто не хотел рисковать.
– Не извиняйся. Я понимаю тебя, хоть мне и неприятно слышать твои слова. Я не ожидал… Но давай постараемся забыть все сказанное. И вспомним, что Страж позвал нас к себе. В том числе и меня. Он хотел видеть нас, и поэтому мы должны быть на Кладбище. Только это имеет сейчас значение. Все остальное – потом…
Два всадника пронеслись в шаге от телеги, подняли лошадей на дыбы перед опущенной решеткой, закричали сипло, требуя немедленно открыть вход.
Совсем близко взревел рог.
Темное месиво неясных теней шевелилось в дожде.
– Не лучшее время ты выбрал для выяснения отношений, – сказал Огерт, усаживаясь рядом с Гизом, отбирая у него вожжи. – Не лучшее время для раздумий и сомнений…
Большой отряд – человек, наверное, в сто, – показался на дороге. Кружащие всадники прикрывали покореженную колесницу. Пешие воины обороняли тыл.
Задрожала, поднимаясь, решетка.
Вздрогнули ворота.
Сплоченная группа ополченцев выступила из мглы. Несколько человек несли мертвячьи головы, насаженные на вилы и рогатины. Вел этих людей воин-десятник, потерявший на поле битвы всех своих подчиненных. Именно благодаря ему отступающие ополченцы не поддались панике и выжили, отбили все атаки преследующей нежити, дошли до крепости.
Наперерез им направил жеребца Огерт.
Смешавшись с ними хотел он войти в открывающиеся ворота.
А сидящий рядом Гиз все никак не мог разобраться в своих чувствах. Он был смущен. Он действительно чувствовал себя предателем.
И все же…
Какие-то смутные сомнения еще оставались.
Какие-то неясные мысли тревожили его.
И то видение…
Кричащая Нелти, связанная по рукам и ногам. Огерт, готовящийся перерубить ей глотку. Холод и запах смерти.
Все так отчетливо, так ясно. И так невероятно.
Видение ли?..
«Почему ты не предупредил людей, если знал, что они будут разбиты?»
Гиз повернулся к некроманту, чтобы вслух задать этот вопрос.
Но промолчал.
Ему казалось, что он знает ответ.
«Только лишь потому, что хотел вместе с ними войти на Кладбище».
Вряд ли Огерт признается в этом. Он придумает десяток причин, чтобы объяснить свои действия.
И уличить его во лжи будет невозможно.
Ведь у него есть еще один дар – дар слова, дар убеждения…
27
Недолго были открыты ворота.
Лишь малая часть отступающего войска успела в них войти.
Мертвяки наседали, шли по пятам за людьми, и тот, кто отвечал за оборону Кладбища, решил не рисковать. Он не мог допустить врага в крепость.
Тяжелые ворота упали, перекрыв воинам путь к спасению.
Дополнительной преградой опустилась решетка.
Тщетно бойцы, сдерживающие врага, призывали поднять ворота. Мольбы и проклятия неслись в сторону Королевского Замка, но они не трогали того, кто знал, что на карту сейчас поставлена судьба целого мира…
Отчаянная битва разворачивалась у подножья крепостной стены. Оказавшиеся в ловушке люди сражались со все увеличивающейся армией мертвецов, уже ни на что не надеясь, желая лишь подороже продать свои жизни.
Упал под ноги верных товарищей истекающий кровью полководец Вомор, подумал, что прав был старина Зарт, когда говорил, что лучшего время для воспоминаний у них может и не быть, отполз назад, привалился спиной к замшелым камням кладбищенской стены, закрыл глаза, вспоминая то хорошее, что было в его жизни, и чувствуя, как холодеют руки и отнимаются ноги.
Упоенно рубился десятник Соурк, не думая о смерти – вообще ни о чем не думая – кромсая клинком безостановочно лезущего врага, отбивая удары, уклоняясь, уворачиваясь.
Не опускал меча и Нат, старший сын трактирщика Окена, и все высматривал своих потерявшихся братьев, Фиса и Мока, не зная, что они успели-таки проскочить в крепость, и сейчас, срываясь на крик, требуют от какого-то безучастного стражника, чтобы он немедленно поднял ворота, спас обреченных на смерть людей.
Одноглазый Генрот размахивал топором на длинной рукояти, расшвыривая напавшую на него волчью стаю, и не замечал, как осторожно подкрадывается к нему со спины вожак с железной пастью.
Израненный Смар, в одиночку выстояв против шести мертвяков, обреченно смотрел, как, покачиваясь, шагает к нему великан-артх, и старался не думать о том, что может ждать его после смерти…
Словно морской прибой шевелилось войско мертвяков, катилось волнами, било с размаху, вскипало, кружило, несло на себе осадные сооружения, подтапливало островки защищающихся.
И многие живые начали понимать, что ничто не сможет остановить эту силу…
28
Их никто не остановил.
Лишь на маленькой площади, где строились две сотни тяжелых ратников, какой-то верховой патрульный, поравнявшись с ними, поинтересовался:
– Кто такие?
– Мы с обозом, – сказал Огерт, не собираясь вдаваться в подробности. Но подробностей от него и не потребовали.
– Будьте рядом, – строго сказал патрульный и развернул коня…
Крепость готовилась к обороне.
Перед закрытыми воротами спешно создавались баррикады из срубленных тополей, старых повозок, пустых бочек и прочего мусора. В промежутках меж баррикадами были натянуты крепкие крупноячеистые сети, а за ними в напряженном ожидании застыли отряды бойцов. Всюду горели костры – даже на деревянных настилах, прилепившихся к крепостным стенам. Отсюда – с изнанки – было хорошо видно, насколько изрыта ходами кладбищенская стена: чернели разверстые двери казематов, светились бесчисленные бойницы, в темных проемах окон проблескивали факела…
Чем дальше от ворот уходили друзья, тем меньше людей попадалось им навстречу.
По длинной широкой аллее, когда-то густой, а теперь изрядно прореженной, они проследовали до утоптанной площадки, огороженной железными прутьями. Это было место, где разгружались скорбные обозы; место, за невысокой оградой которого начинались могилы.
Никто – даже сам Король – не имел права без особого разрешения Стража ступать на святую землю Кладбища. Лишь собирателям душ позволялось перейти запретную линию – на один-единственный шаг.
«Не топчите могилы…», – наказывал Страж своим редким гостям.
И целая армия – армия Короля – следила за тем, чтоб никто не нарушал это правило…
– Дальше пойдем пешком, – сказал Огерт и взял костыли.
Гиз спрыгнул с телеги, подогнал ее вплотную к ограде, привязал вожжи к металлическим прутьям, потом снова забрался в повозку, помог друзьям подняться.
Нелти, встав на ноги, вдруг сильно покачнулась, схватилась за плечо охотника, замерла, тяжело дыша.
– Что с тобой, сестра? – обеспокоено спросил Гиз.
– Души тянут, – негромко ответила Нелти. – Могилы рядом.
– Сможешь сама идти?
– Конечно… Только соберусь…
Они мокли под дождем. А по ту сторону ограды не упало ни капли. Ветер шевелил высокую траву, гнал зеленые волны по холмистой равнине Кладбища, и словно искры мелькали в волнующейся изумрудной массе всполохи цветов: разных, не похожих друг на друга ни формой, ни размерами, ни окраской.
Нигде больше не росли такие цветы. Лишь здесь – на земле, напоенной душами умерших…
– Я готова, – сказала Нелти.
– Первой переберешься ты, – предложил Гиз. – Потом я подсажу Огерта, а ты с той стороны поможешь ему спуститься.
– Может, как-нибудь сумеем перетащить Бала? – спросил некромант.
– Лучше этого не делать, – ответил Гиз. – Вспомни, как Страж относится к своим цветам. Он их всех наперечет знает. А если твой ишак их помнет или, того хуже, сожрет?
– Помнишь день, когда я принесла домой букет? – сказала Нелти. – Тогда он едва нас не выгнал.
– Ладно, – согласился Огерт. – Пойду на костылях…
Путь предстоял неблизкий. Дом Стража Могил стоял в самом центре огромного Кладбища. Несколько извилистых тропинок вели к его крыльцу. Только по этим стежкам могли передвигаться люди, добившиеся аудиенции Стража.
«Не точите траву, – предупреждали королевские ратники идущих на Кладбище людей. – Не наступайте на могилы. Он этого не выносит…»
Гиз перекинул через ограду меч и сумку, сказал, обращаясь к Нелти:
– Здесь невысоко. Спрыгивай, не отпуская рук. Когда повиснешь, как раз коснешься ногами земли.
– Подержи Усь… – Собирательница передала охотнику цепляющуюся, не желающую расставаться с хозяйкой кошку и взялась за шершавые прутья. – Отвернитесь, – попросила она, собираясь занести ногу.
И тут резкий окрик остановил ее:
– Эй там! Никому не двигаться!..
Три воина в зеленых плащах бежали по аллее. Бились о бедра широкие мечи. Взведенные арбалеты целились в сторону нарушителей.
– Не шевелись, – тихо сказал Гиз, чувствуя опустошающее разочарование.
Но Нелти не послушала его. Развернувшись лицом к спешащим воинам, она вскинула руку:
– Я собирательница душ! Я имею право перейти на ту сторону! А у вас нет прав мне мешать!
Гиз удивленно посмотрел на сестру – она гневалась – и это было так необычно.
– Есть!.. – Запыхавшиеся воины остановились в пяти шагах от телеги – с такой дистанции невозможно промахнуться. – Указом Короля путь на Кладбище закрыт. Для всех. В том числе и для собирателей душ.
– А нам плевать на указы Короля! – неожиданно разъярился Огерт. – Мы идем к самому Стражу!
– Слезайте с телеги!
– Ну уж нет!
– Считаю до трех и стреляю!
– Так вот с кем умеют воевать хваленые королевские бойцы! С хромыми и слепыми!
– Раз!
– Отсиживаетесь тут, сторожите сами не зная что! Прозевали целую армию!
– Два!
– Раззявы! Давно вас всех пора!..
– Стойте! – выкрикнул Гиз. – Не стреляйте! Мы сдаемся!
– Это ты сдаешься! – все больше и больше свирепел Огерт. – А я и не подумаю! – Холодный туман окутал его фигуру, закатились помутневшие глаза, заледенел голос. И бойцы опознали врага:
– Некромант!
Что-то мелькнуло в воздухе, ударило в землю, расплескав грязь, отскочило, словно гигантский мяч, подпрыгнуло, упало тяжело, подмяв стоящего справа воина, лопнуло, треснуло, развалилось, распалось на куски.
Щелкнул разрядившийся арбалет. Тяжелый болт расщепил борт телеги.
Оглушенные, но уцелевшие бойцы отшатнулись, еще не понимая, что это такое свалилось с неба, раздавив их товарища.
В груде обломков что-то шевелилось.
Там кто-то медленно поднимался. Выпрямлялся. Разворачивал плечи.
– Мертвяки!
– Бежим! – крикнул Огерт, и Нелти, уже ничего не стесняясь, перемахнула через прутья ограды.
29
Мощные катапульты зашвыривали далеко в тыл защитникам Кладбища огромные бочки, стянутые железными обручами. При ударе о землю бочки рассыпались и заключенные внутри мертвяки получали свободу. Не все могли подняться – но даже с перебитыми ногами, с переломанным позвоночником, могущие передвигаться лишь ползком, они представляли немалую опасность.
Скрипя деревянными блоками подъемных механизмов, медленно возносились к небу опутанные канатами осадные башни. Мертвые лучники, привязанные к балкам, прицельно били по людям на стенах. От тяжелых черных стрел не защищали даже доспехи – никто из живых не смог бы натянуть стальной лук мертвяка.
Взмывали к тучам железные крючья с длинными хвостами веревок, падали на стену, цеплялись за выступы, за решетки бойниц. Поднимались с земли длинные лестницы с небольшими площадками наверху, сцеплялись, скреплялись, разрастались все шире, тянулись все выше – словно строительные леса.
Тяжелый таран с трехгранным металлическим наконечником бил в опущенную перед воротами решетку, все больше и больше ее расшатывая. Могучие артхи, управляющиеся с тараном, спрятались под панцирем прочных щитов и не обращали внимания на валящиеся сверху валуны и потоки пылающей смолы.
Мертвые птицы, направляемые некромантами, пикировали на защитников крепости, сбивая их с ног, скидывая со стен. Стаи разлагающихся крыс, проникших в помещения крепости, набрасывались на людей, заползали в стальные панцири доспехов, даваясь, жрали живое мясо, захлебываясь, пили горячую кровь.
Лезли по крепостной стене росомахи и рыси, срывались, падали, но поднимались как ни в чем не бывало, и снова упрямо карабкались наверх…
30
Они спешили, оглядывались, опасаясь преследования.
Ловко переставляя костыли, прыгал задыхающийся, раскрасневшийся Огерт, похожий на какое-то треногое насекомое. Сильно сутулящаяся Нелти крепко держалась за руку Гиза; каждый шаг давался собирательнице тяжело – чужие души тянули вниз, к земле. Охотник двигался первым, вел товарищей по тонкой тропке, посыпанной песком.
Кругом были могилы: некоторые совсем маленькие – едва заметные холмики, другие – видные издалека высокие курганы; одни стояли почти голые, покрытые редкой чахлой зеленью, другие сплошь заросли сочной травой и яркими цветами.
Здесь не было надгробных камней, памятников и табличек с надписями. Но Страж знал каждую могилу, и он многое мог рассказать о людях, покоящихся на его Кладбище.
31
Два десятка мертвяков из числа тех, что были переброшены через стену катапультами, сумели прорваться к подъемному механизму ворот. Малочисленные защитники внутреннего двора, считавшие, что им пока ничего не угрожает, и уж тем более не ожидавшие удара с тыла, не успели перестроиться и не смогли остановить внезапно напавшую нежить, облаченную в доспехи с королевской символикой. Отряд отлично вооруженных мертвяков, послушных власти лучших некромантов, в считанные мгновения разметал растерявшихся людей.
Стоящие меж баррикад бойцы, заметив новую опасность, бросились на подмогу гибнущим товарищам. Взревели привязанные к рычагам врота могучие быки, затрясли головами, роняя алую пену, сея кровавые брызги – защитники Кладбища, понимая, что вход в крепость во что бы то ни стало должен остаться закрытым, безжалостно расстреливали животных из арбалетов.
Со звоном вылетели железные клинья, стопорящие механизм.
Застонал, надрываясь, набат, требуя срочной подмоги.
Из темной аллеи хлынули к воротам прячущиеся до этого момента мертвяки, врубились в нестройные людские ряды.
Зазвучали трубы, призывая к бою ополченцев, стоящих в резерве.
Из дверей казематов повалили наружу бойцы, оставившие менее важные сейчас посты…
Бой шел на стенах.
Бой шел внутри крепости.
И никто из бойцов не заметил, как в отдалении из узкой трещины осторожно выбрались шесть крыс, как они огляделись и гуськом вдоль стены направились к площадке, вокруг которой кипела битва. Проскользнув меж ног сражающихся, они расселись перед мордами убитых быков, подождали чего-то, неотрывно глядя в их выпученные глаза, а потом заползли в оскаленные окровавленные пасти мертвых животных.
Прошло несколько мгновений, и быки, облепленные жирными черными мухами, шевельнулись…
32
Страж встретил их на тропе. Он всегда знал, когда кто-то шел по его Кладбищу.
Гиз первый увидел старика, улыбнулся, помахал ему рукой и обернулся к друзьям:
– Пришли!
Нелти подняла голову. Огерт посмотрел вперед и хмыкнул:
– Вернулись…
Высокий, седовласый, загорелый, морщинистым лицом похожий на печеное яблоко, в старой соломенной шляпе, в просторных штанах с неисчислимым количеством карманов, набитых всякой ерундой, в серой длинной рубахе, с увесистой палкой в руке – Страж совсем не изменился. Он улыбнулся, кивком ответил на приветствие Гиза, сказал своим мягким, совсем не старческим голосом:
– Я уж заждался.
– Мы спешили, как могли.
– Понимаю. Трудное время для путешествий. Но я его не выбирал.
– Мы опоздали?
– Нет… Еще нет…
– Так что случилось?
Страж вздохнул, внимательно посмотрел в глаза Нелти, мягко тронул Огерта и сказал, обращаясь к Гизу:
– Вы сильно изменились.
– Время идет… – кивнул охотник. – Зато ты такой, как и прежде…
Они стояли на узкой тропке, им некуда было сойти, чтобы присесть – кругом зеленели холмики могил. А Страж почему-то не спешил приглашать их в дом. В тот самый дом, где они выросли…
– Так что случилось? – вновь спросил Гиз.
– Кхутул вернулся, – спокойно сказал Страж, и охотник вздрогнул:
– Но… Как это возможно?
– Мы же убили его, – сказал Огерт. – Давным-давно.
– И он похоронен здесь, – добавила Нелти.
– Кхутул вернулся, – повторил Страж. – Он пришел сюда и привел к Кладбищу свою армию. Он собирал ее долго, много лет. По всему миру искал он некромантов, разговаривал с ними, убеждал выступить против Короля, обещал богатство, власть, вечную жизнь. Вдали от королевских шпионов он создал несколько тайных школ, где опытные некроманты обучали новичков черному мастерству, а также тактике и стратегии, осадному искусству и механике. Он разработал особую систему, с помощью которой множество некромантов могли действовать как один. Он придумал систему особых сигналов. Он многое успел сделать, а сам при этом оставался в тени. Мало кто знал о его существовании, и почти никто не видел его. Он был очень осторожен и обычно действовал через мертвых посредников.
– Когда ты узнал все это?
– К сожалению, недавно.
– А каким образом?
– Здесь на Кладбище можно найти ответ почти на любой вопрос. Надо лишь уметь разговаривать с мертвецами.
– Это мертвецы сообщили тебе нечто такое, из-за чего ты позвал нас? – предположил Гиз.
– Ты угадал, охотник, – улыбнулся Страж. – Ты всегда был проницателен.
– Так чего же ты медлишь? – сказал Огерт. – Говори, зачем нас собрал.
– Скажу… – кивнул Страж. – А сейчас пойдемте в дом…
33
Ворота медленно открывались, и защитники Кладбища не могли этому помешать.
Утыканные стрелами быки, покачиваясь, переставляли подламывающиеся, изрубленные ноги, налегали на хомуты. Облаченные в прочные доспехи, практически неуязвимые мертвяки, выстроившись кругом, сдерживали непрерывно атакующих людей, оттесняли их, не давали приблизиться к животным.
Лопнула решетка, не выдержав мощных ударов тарана. Могучие артхи втиснулись в пробитую дыру, подхватили поднимающие ворота, потянули вверх. Хлынула в проем пестрая нежить, проскочила меж артхов, налетела на выставленные копья, запуталась в сетях, полезла на рушащиеся баррикады.
Все меньше и меньше людей оставалось на крепостных стенах. Солдаты Короля теперь спешили на внутренний двор. Враг прорвал оборону, но его еще можно было остановить, отбросить назад. И – возможно – обратить в бегство, нагнать, рассеять, разбить…
Несколько отрядов кое-как сдерживали лезущих через ворота мертвяков, а основные силы людей тем временем собирались в отдалении, выстраивались на площади перед аллеей, что вела к могилам, готовились к решающей схватке.
Отступать было некуда.
Развевались на ветру тонкие языки вымпелов, трубили горны, драли глотки злые сотники. В три линии строились пешие защитники. В первой – опытные ратники в тяжелых доспехах, с широкими мечами в руках. Стеной должны встать они на пути врага, стеной должны заслонить следующий ряд бойцов – ряд копейщиков, где перемешались солдаты короля и простые ополченцы. Когда накатит волна мертвяков, они крепко упрутся в землю ногами и опустят копья. Выдержат натиск, сколько смогут, а потом выхватят клинки и смешаются с третьей линией, в которой заняли места самые разные бойцы: мечники в кольчугах и легких кожаных доспехах; ополченцы в самодельных куяках, вооруженные тесаками, топорами, плохонькими мечами, палицами и молотами; потерявшие лошадей всадники; лучники, убравшие бесполезные теперь луки… Кавалерия встала на флангах, так, чтобы пехота не мешалась под ногами, не сковывала действия, когда конная лава ударит по мертвякам с боков…
Враг не должен пройти на Кладбище.
Тревожить могилы не позволено никому.
34
– Почему Кхутул так сюда рвется? – спросил Гиз. – Зачем ему могилы? Неужели он хочет поднять всех мертвецов, что похоронены здесь?
– Это невозможно, – покачал головой Страж. – Те, что легли в эту землю, уже не подчиняются дару некроманта. Они упокоены здесь навечно.
– Тогда почему он хочет захватить Кладбище?
– Потому, что он знает то, о чем знают лишь немногие, – назидательно проговорил Страж.
– Постарайся быть кратким, отец, – сварливо сказал Огерт. – Я помню, что ты любишь говорить присказками, но сейчас для этого не лучшее время.
– Помолчи, – отмахнулся Страж. – Я знаю, что делаю. Вы должны выслушать всё. Внимательно выслушать. Для того я вас и созвал…
Они сидели за старым столом, смотрели в окно, из которого открывался знакомый с детства вид: куст сирени, три улья, две тропинки, расходящиеся в разные стороны, теряющиеся среди зеленых бугров могил, далекая кладбищенская стена, подпирающая небо.
В доме было тихо и прохладно. Пахло медом и травами.
– Кхутул не простой некромант, – сказал Страж. – Он маг, носитель множества даров. А такие люди не могут просто жить, они всегда хотят чего-то большего, лучшего. Они не умеют стоять, им просто необходимо куда-то идти. Они не умеют довольствоваться тем, что есть, они всегда хотят всё изменить. И потому они выдумывают для себя некую цель, а потом всю жизнь к ней стремятся, не замечая, как это движение меняет их, делает одержимыми, превращает в демонов… Кхутул одержим, его изощренный разум болен. Кхутул считает себя высшим существом и жаждет изменить мир. Он хочет неограниченной власти и вечной жизни. Он рассчитывает занять место Короля и мое место. Кхутул искренне думает, что улучшит мир, но на самом деле он его сломает… – Страж покачал головой, выдержал паузу, внимательно оглядел притихших слушателей. И, откашлявшись, продолжил:
– Да, мир в чем-то несправедлив. Люди страдают, болеют. Всю жизнь они живут, страшась смерти, а умирают, так и не нажившись… Но каждая прожитая жизнь – не напрасна. И в этом высшая справедливость Творца. Души людей, их знания, опыт – все переходит в эту землю, питает ее и рождает новую жизнь. Кладбище – это не просто место захоронения, это всё, чем жили миллионы людей, ваши отцы, деды, прадеды, то, о чем они думали, чему учились, что делали, чувствовали. Здесь, на Кладбище покоится могучая сила. И здесь же, на Кладбище, всходят новые жизни. Они проклевываются бледными слабыми ростками, но их питает эта плодородная земля, и ростки крепнут, тянутся вверх, цветут… Это не просто трава. Это человеческие жизни, взошедшие на могилах. Я слежу за ними. А Король их стережет…
Страж замолчал, глядя в окно, то ли о чем-то думая, то ли чего-то выжидая.
– Мне кажется, что я знала это, – тихонько сказала Нелти, поглаживая Усь.
– Кхутул тоже об этом знает, – заметил Страж. – Потому и стремится сюда.
– Трава на могилах – это людские жизни? – не веря услышанному, переспросил Гиз.
– Да, охотник, – подтвердил Страж. – Когда где-то появляется на свет новый человек, здесь проклевывается росток. Ребенок растет – и росток становится выше. Некоторая травка рождается в тени другой – и растет чахлая, болезненная. Я могу дать ей больше света, но для этого надо вырвать старую, начинающую сохнуть траву, или ту, что никогда не зацветет. И если я вижу, что слабый росток готов расцвести, я выполю все, что ему мешает. Наверное, это несправедливо. Но я стараюсь об этом не думать. Я просто слежу за травой и цветами.
– Ты не человек, – проговорил пораженный Гиз.
– Я Страж Могил. Слуга Кладбища.
– Ты – сама смерть, – уставившись в пол, холодно сказал Огерт.
Страж улыбнулся:
– Когда-то – очень давно – меня часто так называли, видимо, забывая о том, что я не только отбираю жизни, но и ухаживаю за ними.
– А ты знаешь, где наши травинки? – спросила Нелти.
– Конечно, знаю, – ответил Страж. – Уже много лет я любуюсь на ваши цветы. А ведь однажды они чуть не погибли.
– Ты покажешь их нам?
– Нет.
– Почему?
– Вам незачем видеть, насколько хрупки ваши жизни.
– Тогда зачем ты говоришь нам об этом?
– Чтобы вы ценили свои жизни… А впрочем… Может быть, если все кончится, я отведу вас к ним.
– А где находится жизнь Кхутула, ты знаешь? – спросил Огерт, подняв голову.
– Да.
– Тогда почему ты ее не оборвал?
– Это не так просто…
35
Разметав баррикады, растоптав отряды защитников, выплеснувшись на простор двора, лавина мертвяков чуть замедлила ход, но не остановилась.
На крепостных стенах еще шел бой, а неприступные каменные башни могли держать оборону еще много месяцев – но это не имело значения.
Те, кто вели мертвяков, знали: главное – прорваться на Кладбище. И тогда Король будет вынужден сдаться. Тогда он примет любой ультиматум. Так сказал Кхутул.
Но на пути к Кладбищу встала последняя преграда – стена королевских солдат, тысячи воинов, у которых не было пути к отступлению. Они скалились, словно загнанные в угол псы, глядя, как приближается волна мертвяков. Они злобно рычали, ненавидя себя за свой страх, но еще больше ненавидя пугающего врага. Они крепко сжимали мечи, копья и топоры и желали поскорей забыться в безумной сече.
Лавина ударила в стену – с грохотом, с лязгом.
И встала.
Сшиблась сверкающая сталь, полопались щиты и доспехи, затрещали древки копий, брызнула кровь. Подавшись вперед, рванувшись изо всех сил, в одном порыве закричали люди, и нечеловеческий крик этот – рев, хрип, рычание – так и завис над людским месивом, словно тяжелая туча.
Валились на землю разрубленные тела нежити, падали под ноги отсеченные головы, отлетало мертвячье оружие вместе с обрубками кистей.
Наскочила, ударила с флангов конница, опрокинула врага, смяла. И завязла в шевелящемся тугом болоте. Закружились всадники, поднимая лошадей на дыбы, топча копытами напирающую нежить, направо и налево рубя мертвяков изогнутыми саблями.
Медленно и натужно сдвинулись людские ряды, тесня мертвяков, оттирая их назад к воротам.
Нехотя и тяжело пошла назад лавина…
36
– Я не знал, что Кхутул жив… – с сожалением в голосе сказал Страж. – Лишь недавно до меня дошли слухи, что он вернулся, но я не поверил в это. А слухов становилось все больше, и тогда я решил разобраться. Не могу сказать, что это было легко. Я потратил много времени, прежде чем что-то узнал. Но потом стало легче, ведь я начал понимать, как все случилось… – Страж горестно покачал головой. – Я был слеп. Кхутул одурачил меня, как ребенка. Несколько лет он провел рядом со мной, а я ничего не подозревал. И это я выпустил его в большой мир, это я вернул его…
Огерт, покосившись на друзей, поправил висящий на поясе тесак, словно невзначай взялся за рукоять.
– …Я хотел узнать, как выглядит Кхутул. Я понимал, что он изменился. Ведь его тело осталось здесь, на Кладбище. Но его душа, его разум не перешли в эту землю. А значит он либо стал призраком, либо нашел способ занять другое тело, быть может, тело мертвяка. Я должен был узнать, кто он сейчас. И узнал… – Страж пристально посмотрел Огерту в глаза. – Кхутул не стал призраком. Он занял тело живого человека. Некроманта…
Гиз привстал, начиная понимать, к чему клонит Страж, чувствуя, что сейчас что-то произойдет.
– Обновленный Кхутул не стар, – сказал Страж. – Он худ, бледен и вечно кутается в плащ. А еще у него есть тесак в деревянных ножнах…
Гиз отодвинул стул, покосился на напряженного Огерта, отметил, что тот одну руку держит под столом.
Уж не за тесак ли держится?..
– …и костыли. Но он почти не ходит. Он ездит. Ездит верхом на ишаке…
Огерт не двинулся с места, только усмехнулся холодно, спокойно. Зато Нелти вдруг прохрипела что-то злое, вскочила, опрокинув стул, отшвырнула кошку, метнулась к некроманту, обхватила его сзади, словно хотела задушить. А через миг резко выпрямилась.
В руке ее сверкнуло лезвие тесака.
Собирательница замерла, зависла над Огертом, занесла над ним его же оружие.
– Не надо, сестра! – Гиз хотел было схватить ее, удержать, но Нелти неожиданно ловко увернулась, резво отпрыгнула в сторону, взмахнула тесаком и, перегнувшись через стол, ударила Стража в грудь.
Лезвие с хрустом вошло меж ребер.
Ухмыляющаяся Нелти перехватила тесак двумя руками, повернула его в ране и выдернула.
Страж захрипел, вцепился в столешницу узловатыми крепкими пальцами, привстал, медленно выпрямился. Губы его побелели, зрачки сузились. Он попытался что-то сказать, но зашелся в кашле и покачнулся.
Ошеломленный Гиз подхватил его одной рукой, а второй выхватил меч.
Прямой светящийся клинок скрестился с чуть изогнутым, источенным лезвием тесака.
Гиз и Нелти смотрели друг другу в глаза.
И охотник мог поклясться, что слепая собирательница его видит…
37
Недолго теснили мертвяков люди.
Подоспели великаны-артхи, ворвались в гущу сражения, сметая все на пути, размахивая огромными дубинами, не обращая внимания на удары мечей, алебард и копий. Косолапя, прибежали облезлые медведи, поднялись на дыбы, свирепо обрушились на людей. Мертвые лучники, сменив позицию, выпустили тучу стрел.
Попятились люди, не выдержав натиска. Сперва лишь на шаг отступили. И уже не могли остановиться. Все быстрей и быстрей покатились назад, теряя бойцов, но еще держа строй, еще кое-как отбивая атаки нежити, сопротивляясь, надеясь на подмогу…
Но помощь не пришла.
Запертые в осажденных башнях гарнизоны и отряды бойцов, сражающиеся на крепостных стенах, могли лишь обреченно следить, как по темной аллее катится к зеленым могилами вязкая масса, похожая на поток черной загустевшей крови…
38
– Почему? – Гиз смотрел на Нелти. Он не мог поверить в ее предательство и потому лихорадочно искал хоть какую-то причину, оправдывающую поступок сестры. – Почему ты сделала это? Почему?!.
– Больно… – Страж поморщился, осматривая свою рану, осторожно касаясь ее кончиками пальцев. Откашлявшись, прохрипевшись, он поднял голову, спросил недоуменно, обращаясь к собирательнице: – Но зачем? Ты же знаешь, что меня нельзя убить.
– Что происходит? – Гиз только сейчас заметил, что ни на лезвии тесака, ни на пропоротой рубахе Стража нет крови.
– Просто я хотел, чтобы ты испытал боль, – сказал ухмыляющийся Огерт, встав рядом с Нелти. Некромант не опирался на костыли, он крепко держался на ногах. – Я думал, что это сделает тебя более человечным… – Голос Огерта переменился, но Гиз уже не раз слышал эти интонации.
И теперь он знал, кому принадлежит чужой голос.
– Кхутул – это Огерт?
– Не совсем так, – покачал головой Страж, прикрывая ладонью рану.
– Расскажи ему, старик, – велел Огерт-Кхутул, и Нелти кивнула. – Пусть охотник Гиз узнает всё, прежде, чем подчинится мне.
– Да-да… – Страж, поколебавшись, присел, положил руки на столешницу, сцепил пальцы. – Я расскажу. Я знаю, что вы меня сейчас слышите… Так вот… Я выяснил, как выглядит Кхутул, но узнал так же, что это не единственный его облик. Иногда он появлялся в виде слепой, но всё видящей женщины, которую сопровождала большая кошка.
– Нелти? – Гиз глянул на собирательницу и опустил меч, чувствуя страшное опустошающее разочарование.
– Да, охотник, – сказал Огерт, хмыкнув. – Я не только твой брат, но и сестра тоже.
– Да, – подтвердил Страж. – Умирающий Кхутул разделил свое сознание, разорвал свою душу и перенес их в несколько тел. Помнишь, как это случилось? Он посмотрел в глаза маленькой девочке, и она ослепла. Он коснулся ноги мальчика, и он охромел. Ты ведь должен знать три главных охотничьих правила: не смотреть, не касаться, и не говорить. Вы нарушили их. Если бы это был обычный мертвяк, то, наверное, ничего страшного не произошло бы. Но вы столкнулись с самим Кхутулом. И он схватил Огерта за ногу, передав ему часть себя. А потом заглянул в самую душу Нелти, оставив там свой отпечаток. И…
– И заговорил со мной, – прошептал Гиз. – А я ответил.
«…Кхутул. Запомните это имя…»
Словно жидкий пламень ожег все нутро. И что-то тяжелое надавило на грудь, сжало горло, не давая вздохнуть.
Гиз схватился за шею, царапнул кожу скрюченными пальцами, сорвал тонкий кожаный шнурок амулета.
Полегчало.
– Кхутул – во мне?
– Да, – горько сказал Страж. – У Кхутула есть и третье обличье. Очень редко он представал перед своими соратниками в виде воина со светящимся мечом. В теле охотника на мертвяков.
– А разве ты не помнишь, брат? – издевательски спросил Огерт. – Неужели и у тебя случались провалы в памяти? Ну конечно же! Так напрягись, припомни все свои сны и видения. Может некоторые из них были очень яркими? Такими яркими и неприятными, что ты тут же заставлял себя забыть о них. Или это я заставлял тебя? Как думаешь?..
Огерт уже ничего не говорил, рот его был закрыт, губы не шевелились. Но Гиз слышал каждое слово:
– Ты думал, что мотаешься по миру бесцельно? Наугад ищешь нежить? А ведь это я вел тебя туда, где ты был нужен! Мне нужен!..
Гиз слышал себя.
Свой чужой голос.
– Уймись, Кхутул, – сурово потребовал Страж. – Дай мне поговорить с ними.
– Говори. Они же тебя слышат, ты сам сказал это.
– Дай им возможность отвечать.
– Нет.
– Ты же понимаешь, что я могу тебя убить.
– Только вместе с ними.
– И я пойду на это.
– Тогда почему ты медлил?
– Сперва я хотел привести их сюда. Я не мог расправиться с тобой, пока ты находился вне Кладбища. Ты бы опять ускользнул, нашел бы новые тела. Но здесь ты в ловушке. Земля Кладбища впитает твою душу, едва только я освобожу ее.
– Так вот для чего ты позвал их! Чтобы убить! А знаешь почему я позволил им придти сюда?
– Ты хотел снова меня увидеть.
– Да.
– Ты хотел быть рядом со своей армией.
– Да. Но не это главное. Я здесь, чтобы предъявить тебе ультиматум.
– У тебя нет власти надо мной.
– Но я могу топтать твои цветы!
– Я остановлю тебя.
– Но ты не сможешь остановишь целую армию. Они будут вытаптывать здесь все, пока ты не согласишься прислуживать мне.
– Не боишься растоптать себя?
– Я пойду на этот риск. Меня же трое.
– Твое войско не сможет сюда прорваться.
– Ты уверен? Неужели еще ничего не чувствуешь?
– А ты? Ты ничего не чувствуешь?
– Торжество!
– Нет, не то. Прислушайся к себе. Загляни в душу. Они еще там, они там останутся, и ты ничего не сможешь с этим поделать. Где вы, Гиз, Огерт и Нелти? Однажды вы уже победили его! Сможете и теперь!
– Не смеши меня! Твои призывы бесполезны!
– Вы сумеете, я верю. Я знаю!
– Заткнись, старик!
– Я позвал вас к себе, потому что хотел дать вам шанс. Нелти, дочка, слышишь меня?! Ты не простая собирательница! Твой дар шире, сильнее! Гиз, малыш, ты же охотник! Соберись, сконцентрируйся, это твое тело, ты в нем хозяин! Огерт, мальчик мой! Ты же всегда боролся со своим проклятьем, ты хотел остаться человеком!
– Заткнись!
– Ты заткнись! – Страж вскочил, ударил кулаком по столу. – Отпусти их!
– Нет!
– Я требую!
– Никогда!..
Три слитных голоса вдруг раскололись.
– Никогда… – прохрипела Нелти и судорожно схватилась за Огерта. – Никогда…
Страж шагнул к собирательнице, поддержал ее, с надеждой глянул в ее слепые глаза:
– Я здесь дочка, я с тобой, ты можешь, я знаю, ты сумеешь, справишься…
– Я сумела, – прошептала Нелти. – Я слышала тебя, отец, я справилась, смогла! – Она вздрогнула, резко шагнула назад, едва не упав. – Он во мне! Кхутул! – Голос ее окреп, зазвенел отчаянием. – Я – Кхутул! Потому мертвяки меня не тронули!..
– Ты сдашься! – наступая на нее, проревели Огерт и Гиз. – Ты не сможешь противиться мне!.. – Они тянули к ней руки, желая схватить, стиснуть, не дать убежать.
Но Нелти и не думала бежать.
– Я смогу! – выкрикнула она и шагнула к братьям.
Кхутул поймал ее, заключил в объятия.
А она не сопротивлялась. Напротив, она как можно крепче жалась к нему.
Жалась к своим друзьям.
К братьям.
Обнимала их…
– Что ты делаешь? – Страж пытался расцепить, растащить их, но у него не хватало сил. – Отпусти! Слышишь меня? Отпусти их!..
Нелти не слышала его.
39
Она улыбалась.
Ей было страшно и больно, гнев мешал дышать, злоба туманила разум.
Но она улыбалась – совершенно искренне, легко.
Она думала о добром и светлом. Вспоминала детство: игры с тряпичным мячом, скачки на соседских свиньях, рыбалку штанами, поиски края радуги, ночное на берегу реки…
Они всегда и везде были втроем.
Огерт – главный заводила.
Гиз – первый заступник…
Она догадывалась, что Гиз ее любит.
И знала, что детская любовь не проходит бесследно…
«Эй вы! – мысленно позвала она друзей. – Выходите играть!»
Было темно – она давно к этому привыкла.
«Хватит спать! – кричала она, смеясь. – Поднимайтесь!»
Что-то шевельнулось неподалеку, чуть засветилось – словно гнилушка во мраке, будто меч Гиза во тьме.
«Гоните его! – кричала она, вспоминая, как давным-давно ловили они драчливого петуха, залетевшего на чужой двор. – На меня, на меня загоняйте!»
Словно ловушку, открыла она свое сердце – в нем еще оставалось место.
А вокруг колыхалось что-то скользкое, похожее на болотную тину, в которой она однажды чуть не утонула.
«Тащи!» – кричал тогда Огерт, прыгая вокруг. И Гиз тянул, что было сил.
Тина ускользала, сопротивлялась. Ее нельзя было схватить, за нее невозможно было уцепиться. Но чистая вода уже проглядывала местами.
«Толкай! – крикнула Нелти – Ну же! Все вместе!»
Друзья крепко ее держали.
А она хваталась за них.
И запускала руки им в душу.
И тянула, тянула к себе липкую, не желающую уступать тину.
Улыбаясь, вбирала в себя чужую грязную душу…
40
Накренилась железная ограда, зашаталась и рухнула. Вывернулись из земли столбы опор, упали, примяв траву, раздавив человеческие жизни.
Мертвяки напирали.
Люди пятились.
Две сцепившиеся, слившиеся армии переступили запретную границу.
Дождь окропил могилы.
Кровь оросила зелень…
41
Страж вздрогнул, вскинул голову:
– Они здесь.
И в этот же миг Огерт и Гиз открыли глаза, отпустили сестру, отшатнулись друг от друга. Охотник подхватил с пола меч. Некромант подобрал тесак.
– Я не хочу тебя убивать! – крикнули они одновременно, скрестив оружие.
Нелти покачнулась. Веки ее задрожали, затрепетали ресницы. Она что-то сказала, но так слабо, что никто не разобрал слов.
– Что? – переспросил Гиз, не зная, кто ему ответит, собирательница душ или некромант, занявший ее тело.
– Убейте меня… – Нелти шагнула в сторону, привалилась боком к стене. Ее лицо исказилось – казалось, женщина страдает от сильнейшей боли, но не хочет, чтобы это заметили окружающие, и потому старается улыбнуться.
– Что? – не веря своим ушам, переспросил Огерт.
– Убейте… – Нелти словно задыхалась. – Быстрей…
Огерт и Гиз переглянулись, опустили оружие, повернулись к Стражу:
– Что с ней?
– Могилы… – Страж отрешенно смотрел в окно. Он словно видел там нечто, не доступное остальным. – Они топчут их…
– Что с ней, отец?! – Гиз схватил старика за плечо, сильно встряхнул. – Кто она? Кто мы сейчас?
– Мне надо идти, – Страж перевел затуманенный взгляд на охотника. – Они мнут траву!
Капли холодного дождя ударили в окно.
– Ты проиграл, старик, – сказала Нелти враз окрепшим голосом. – Теперь только я смогу их остановить. И сделаю это, если ты пообещаешь отдать приказ Королю сложить оружие. Он послушает тебя, ведь он такой же, как и я. Он – один из твоих сыновей; цветок, которому ты не дал завянуть… – Ухмыляющийся Кхутул смотрел в лицо Стражу.
Смотрел слепыми глазами Нелти.
– И не стоит пытаться убить меня, братья, – он глянул в сторону подобравшихся Гиза и Огерта. – Если я погибну, то Кладбище станет голым, как пустыня. Мои мертвяки вытопчут здесь все живое. И вас тоже.
– Ты окончательно сошел с ума! – Страж крепко сжал свой посох. – Ты же уничтожишь весь мир!
– Какое мне дело до мира, если в нем не будет меня?
– Что это будет за мир, если ты останешься жить?
– Увидишь!
– Нет!
– Ты зря упрямишься, старик! Прими свое рабство, и я позволю тебе остаться садовником!
– Никогда! – Страж неожиданно ловко перехватил посох и обрушил его на голову Нелти. – Я уже раб! Раб этого мира! – Он еще дважды ударил Нелти, и женщина, потеряв сознание, упала.
Из темного угла яростно шипела выгнувшая спину кошка.
– Свяжите его! – Страж повернулся к остолбеневшим Гизу и Огерту. – Вытащите на могилы и убейте! – Он приказывал. Он требовал.
– Но… – у Гиза дрожали руки. – Она же… Это же Нелти…
– Она сама этого хотела, разве ты не слышал, сын? Ваша сестра сделала то, что не смог бы совершить ни один собиратель. Она вытащила душу из живых. Из вас. Душу Кхутула. Теперь он в ней. Весь целиком. Вся его сила, вся мощь. Она не сможет справиться с ним! Так прикончите его, пока не поздно! И освободите ее! Отдайте их души земле!
– Мы не можем, – неуверенно сказал Огерт.
– Можете! Я сделал бы это сам, но я уже ухожу. Я спешу… – Страж стоял в дверях. – Их надо остановить, пока еще не слишком поздно!..
42
Тысячи ног топтали траву, рвали дерн, пронизанный тонкими сплетшимися корнями, терзали могилы.
Каждый шаг – десятки смертей, сотни искалеченных судеб, боль, горе, болезни.
Каждый солдат – убийца.
Мялась трава, и по всему миру мялись жизни.
Чернела, вмиг загнивая, зелень – чернели, обугливаясь, души.
Никли яркие цветы, обожженные мертвячьим холодом, отравленные людской кровью. Бледнели, чахли, осыпались…
Тысячи доблестных воинов рубились за свои жизни, не замечая, что идут по жизням других, мешают их с грязью, топят в крови. Оглушенные грохотом битвы они не слышали, как, погибая, стонет живая трава.
Один лишь Страж слышал это.
И он спешил, бежал со всех ног, не разбирая дороги, размахивая посохом, и в слепящем гневе черпал силу своего главного дара, которым наделил его сам Йолойон – Великий Творец Миров.
43
Гиз вынес Нелти на плече. Женщина была связана по рукам и ногам, охотник крепко ее держал, но она все сопротивлялась: дергалась, пыталась кусаться, ругалась.
Кхутул пришел в себя.
А молчаливый, не отзывающийся на проклятья и угрозы Гиз тащил его упрямо, и за ними, подвывая, бежала взъерошенная Усь и ковылял, волоча мертвую ногу, хмурый Огерт.
Они остановились за домом, за кустом сирени и ульями.
Гиз, наклонившись, осторожно положил связанную Нелти на ближайший могильный бугор.
– Что ты делаешь, малыш? – хрипел, щерясь, Кхутул. – Неужели собрался убить свою подружку? Думаешь так расправиться со мной? А кто остановит мертвяков? Ты что ли?..
– Я не могу, – сказал Гиз и отступил.
– Мы должны, – неуверенно сказал Огерт и шагнул вперед. – Она сама этого хотела.
– Не могу, – помотал головой охотник. – Мне страшно. – Голос его дрожал.
– Тебе не привыкать переступать через страх.
– Это не то. Не то, что было раньше… – Гиз отступил еще на шаг. – Все мои прежние страхи – ничто… А вот это – настоящий кошмар…
– Посмотри на нее, – Огерт вытащил тесак. – Это уже не наша сестра. Это Кхутул… – Он уговаривал не только Гиза. Он уговаривал и себя. – Помнишь его? Это он лишил ее зрения, а меня ноги. Это его мы однажды уже убивали. Помнишь?
– Но она где-то там, в своем теле.
– А он прямо здесь. Тот, кто проклял меня и сделал калекой. Тот, кто лишил нас родителей и выгнал из дома. Он водил нас по миру, словно послушных мертвяков и отнимал у нас память! Он сделал нас предателями!
– А она – наша сестра.
– Она уже принесла себя в жертву. Она сделала свое дело, сделала то, что кроме нее не мог сделать никто. Теперь наша очередь. Теперь мы должны прикончить Кхутула… – Огерт встал возле Нелти.
Она кричала.
Поднявшись на колени, она билась, извивалась, тужилась, пытаясь разорвать путы. На шее и лбу вспухли вены, белые глаза лезли из орбит, на посиневших губах пузырилась слюна.
Кхутул пытался спасти свою жизнь.
– Мы не можем ждать, – сказал Огерт, отводя назад руку с тесаком. – Кхутул призывает к себе армию. Скоро здесь будут его мертвяки…
Рядом, вздыбив шерсть, выгнув спину, подняв распушенный хвост, истошно завывала Усь.
Гиза бил озноб. Щемило сердце.
И пахло близкой смертью.
– Я уже видел это… – прошептал охотник. – Я знал, что так и будет…
– Я смогу, брат, – сказал Огерт. – Я убью его, но не хочу, чтобы ты меня за это винил. Пойми, у нас нет другого выбора. И прости меня…
44
На вершине старого кургана Страж остановился и поднял к небу руки.
Его заметили.
Несколько стрел воткнулись в землю возле его ног. Три мертвых всадника, отделившись от бесформенной массы сражающихся, понеслись на него. Два огромных артха, разбросав людей, раздвинув мертвяков, двинулись к кургану.
Страж хлопнул в ладоши.
Черная стрела ударила его в плечо, пущенный из пращи камень угодил в колено.
Старик не покачнулся.
Необычайно холодный ветер трепал его простую легкую одежду, ерошил седые волосы. Капли дождя били в поднятое лицо.
Страж снова хлопнул в ладоши. И гулкое долгое эхо, отразившись от неба, растеклось над Кладбищем, пробуждая его.
Споткнулись несущиеся кони, вылетели из сёдел всадники. Ноги могучих артхов вдруг по щиколотку провалились в землю.
Страж хлопнул в ладоши еще раз.
И пики солнечного света вспороли набрякшие утробы туч. Всколыхнулись могилы, закачались, словно морские волны, лопнули, выпустив светящийся туман, обнажив черное нутро, вывернув белые кости.
Не устояв на ногах, повалились люди. Упали мертвяки, потеряв опору.
Бой прекратился.
Взбесившаяся, ставшая зыбкой земля ходила ходуном. Словно лемехи невидимых плугов резали ее, переворачивали пластами, мешали, дробили. В клочья рвался травяной ковер, лопались тонкие корни, в прах обращались яркие, не похожие друг на друга цветы, за которыми так долго ухаживал Страж.
Вздыбившаяся земля поглощала всех – и живых, и мертвых. Разверзшиеся могилы заглатывали солдат Короля и воинов Кхутула; будто в трясине тонули люди и мертвяки, задыхались, захлебывались грязью и пылью, хватались друг за друга, пытаясь выбраться на поверхность…
А стоящий на кургане Страж все хлопал и хлопал в ладоши – звонче, быстрее, сильнее.
Глаза его были закрыты, и нестерпимо горячие слезы текли по его щекам.
45
– Нет! – выкрикнул Гиз и почувствовал, как земля уходит из-под ног. – Подожди!
Огерт был готов перерубить Кхутулу горло.
– Мы должны ей помочь! Хотя бы попробовать!
– Как? – Огерт был словно взведенный лук арбалета.
– Я не знаю! Но она же смогла! Она избавила нас от него!
– У нее был дар.
– У тебя тоже! Ты же некромант! А Кхутул мертвец!
– А ты охотник на мертвяков.
– Да! И у меня есть… Постой! Я же совсем забыл! Погоди минуту! – Гиз сорвался с места, обернулся на бегу: – Ничего не делай! Я сейчас!.. – Он скрылся за углом дома.
Огерт покачал головой.
Кхутул успокоился, опрокинулся на траву, помолчал немного, тяжело дыша, а потом сказал, глядя в небо:
– Отпусти меня, брат.
Огерт не отозвался.
– Развяжи меня. Дай уйти. Ты же такой, как и я. Ты тоже страдал от людей, ты был изгоем… – Кхутул говорил вкрадчиво, жалобно. – Я помню, как они готовились тебя убить. Много раз. Они устраивали на тебя облавы, словно ты дикое животное. Они ставили капканы и самострелы, ловили сетями, стреляли издалека, швыряли камни, топтали лошадьми, жгли огнем, топили… Я помню, как тебя пытали. Мне тоже было больно, нестерпимо больно. Ведь тогда мы были одним целым. Но тебе было еще больней, ведь я мог спрятаться, укрыться за тобой, а ты нет… Неужели ты не хочешь им всем отомстить?..
Огерт молчал.
– Обещаю, я буду часто выпускать твою сестру. Каждый десятый день я буду возвращать ей власть над телом. Мало? Хорошо, раз в пять дней. Раз в пять дней ее разум будет получать свободу. Она будет жить как обычно, я не буду ей мешать.
Огерт смотрел, как солнечные клинки кромсают тучи, и чувствовал, как подрагивает, вздымаясь земля, словно древнее Кладбище ожило и теперь пытается надышаться.
– Ты не веришь мне? Думаешь, обману?.. Почему ты молчишь?..
Из-за дома выбежал Гиз.
– Нашел! – крикнул он издалека, размахивая чем-то, зажатым в кулаке.
– Отпусти! – вновь заскрежетал зубами Кхутул. – Разрежь веревки!
– Нет! – жестко сказал Огерт и наотмашь ударил его в лицо.
– Что ты делаешь? – Гиз подбежал, схватил брата за руку, дернул, едва не уронив. – Перестань!
– Я кое-что придумал, – мрачно сказал Огерт, глядя, как Кхутул слизывает кровь, текущую из рассеченной губы. – Но вряд ли эта идея тебе понравится… – Он посмотрел брату в глаза. – И все же мы попробуем спасти Нелти.
– Да! – улыбнулся Гиз. – Я принес амулет. – Он раскрыл ладонь, потер светлый кругляш пальцами, подышал на него.
– Что ж… – криво усмехнулся Огерт. – Может и правильно ты сделал, что не выбросил эту безделушку…
46
Все кончилось.
Сражающиеся на могилах армии сгинули бесследно. Лишь кое-где еще торчали поломанные копья и алебарды, но и они медленно погружались в черную перепаханную землю, тонули в ней, уходили все глубже и глубже, на самое дно ненасытного Кладбища…
Страж открыл глаза и вытер слезы.
Тучи таяли. Унялся холодный ветер.
Впереди – там, где высились стены и крепостные башни, где в небо тянулись языки дымов, – еще шло сражение.
Там живые бились с мертвяками.
Там люди воевали с людьми.
Как обычно…
Страж вздохнул, присел осторожно, стараясь не сильно мять траву. Заметил поникший цветок, потянулся к нему, встал перед ним на колени, осторожно поправил стебель, разгладил листья. Потом достал из кармана небольшую палочку и суровую нитку, аккуратно подвязал цветущее растение, улыбнулся ему печально и отвернулся.
Он смотрел вперед, горестно покачивая головой.
И ждал…
Он просто делал свое дело.
Он стерег могилы.
47
Кхутул кричал, бился, скрипел зубами. Его глаза лезли из орбит, он плевался кровью, захлебывался алой пеной.
Огерт резал его, истязал, словно заправский палач – ему было у кого поучиться.
– Я выпущу все твои сухожилия наружу, – приговаривал Огерт, орудуя острым тесаком. – Я буду дергать их, и ты запрыгаешь, словно карась на сковородке. Я затолкаю тебе под ногти железные занозы, а потом начну медленно их вытягивать. Я выдергаю тебе зубы, и на их место вколочу ржавые гвозди…
Он видел перед собой лицо Нелти, но знал, что она сейчас ничего не чувствует. Он мучил некроманта, занявшего ее тело.
– Я любого человека могу превратить в зверя. У меня кто угодно завизжит свиньей, завоет волком, заревет медведем…
Огерт надеялся, что Кхутул не выдержит.
«…ведь я мог спрятаться, укрыться за тобой…»
Огерт хотел, чтобы Кхутул укрылся за Нелти.
«…тебе было еще больней…»
Бледный Гиз сидел рядом и безостановочно звал сестру, выкрикивал ее имя, заклинал собраться с силами, очнуться, отозваться. Правой рукой охотник стиснул меч, левой – защищающий душу амулет.
Огерт действовал осторожно, стараясь причинять минимум вреда при максимуме боли.
Он понимал, что таким способом от Кхутула не избавится. Но рассчитывал хотя бы на чуть-чуть освободить сестру.
А там…
Они сами не знали, что будет потом. Надеялись на чудо: на амулет, на дар Нелти, на свои умения.
Они ни в чем не были уверены, но они пытались.
Они пытали…
И Кхутул сдался, вернул тело собирательнице душ, а с ним и всю боль.
Нелти всхлипнула и зашлась в крике.
– Это мы! – Огерт отшвырнул тесак. – Мы здесь, сестра! Мы с тобой! Терпи! Сейчас полегчает!
– Он… Он… – Боль не давала собирательнице вздохнуть. – Он во мне…
– Да, сестра! – Гиз наклонился к ней. – Попробуй от него избавиться!
– Помогите, – прохрипела она, собираясь с силами и чувствуя, как сотни чужих душ рвут изнутри ее сердце.
Лишь одна душа ничем себя не выдавала.
Кхутул затаился.
– Помогите мне…
– Что надо сделать? – Огерт был готов на все.
– Развяжите, – сказала Нелти, приподняв голову. – Освободите меня…
Некромант и охотник переглянулись, подумав об одном и том же: а что, если это говорит Кхутул?
Гиз решился первый. Мечом распорол он тряпичный жгут, стянувший запястья сестры, разрезал путы на ее ногах. И Нелти, превозмогая боль, преодолевая слабость, приподнялась, перевернулась, уперлась изрезанными руками в землю, легла на нее животом, прижалась грудью.
Она не надеялась избавиться от затаившегося Кхутула. Она лишь хотела освободить души, что так долго сюда несла.
Собирательница просто делала свое дело.
Как обычно.
С тем лишь отличием, что сейчас рядом были друзья…
Она ощутила, как Гиз положил что-то металическое ей на шею, прижал ладонью. Почувствовала, как Огерт взял ее за руку.
Она улыбнулась, хотела поблагодарить их за поддержку, но не успела.
Сумятица ярких картин закружилась перед глазами. Поток чужих эмоций захлестнул сознание…
Собирательница душ освобождалась от своей ноши.
48
– Держи ее! – выкрикнул Гиз.
Они навалились на Нелти, не вполне понимая, что происходит.
Содрогающееся тело собирательницы медленно приподнималось над землей. Оно словно плавало в невесть откуда взявшемся сияющем тумане.
Амулет раскалился и жег ладонь, но Гиз терпел, еще сильней прижимал его к шее Нелти.
И пытался даром своим увидеть душу Кхутула.
Охотник рвался на помощь Нелти.
А потом он куда-то провалился, будто рухнул в одно из своих странных видений, и схватил Огерта, увлекая его за собой…
49
Они были вместе.
Охотник на мертвяков, некромант и собирательница душ – они словно стали одним человеком.
Их души слились, их разумы объединились, их силы умножились.
На одно короткое мгновение.
– Вот он, – сказал Огерт, и Кхутула увидели все.
– Уходи, – приказала Нелти.
И Гиз, поднатужившись, разорвал нечто темное и липкое, похожее на клубок отвратительных червей.
[ читать дальше ]
|
